Кот-д’Ивуар, бывшая французская колония в Западной Африке, до 1986 г. по-русски официально звалась Берегом Слоновой Кости, но по каким-то причинам сейчас в России принята точная транслитерация с французского, невзирая на непривычный апостро́ф... Впрочем, наименование черной республики – не самая большая проблема. Жизнь здесь только начала входить в мирное русло, а миссию IRD, организовавшей нашу экспедицию, возобновили в экономической столице страны Абиджане всего за несколько недель до нашего прибытия. А до того – долгие годы военных и политических переворотов, как и водится в перенаселенной черной Африке, чьи природные ресурсы, точнее их остатки, дограбливаются белыми (т.е. нами)./">
Мордашки детей из деревни Кампеман Ниепе, речь о которой пойдет ниже.
НАША КОМАНДА
Мой друг еще со школьной скамьи, Олег Медянников, изучает различные трансмиссивные инфекции в бывших французских колониях Африки. Когда-то этот талантливый ученый, вместе со мной перебравшийся в Москву в начале 2000-х, трудился в НИИ эпидемиологии и микробиологии им. Н.Ф.Гамалеи, но довольно быстро, как заведено в наших деградировавших НИИ, его успехи и признание мировым научным сообществом породили непреоборимую зависть коллег, и во время очередной командировки в Средиземноморский университет в Марселе на него стукнули в службу безопасности Шереметьево прямо во время регистрации на рейс. В итоге было сфабриковано дело о контрабанде биологического оружия и Олега с год мурыжили на Лубянке, всячески унижая и угрожая восемью годами тюрьмы. Слава богу, европейские коллеги возмутились и в журнале Nature появилась статья об очередном вопиющем произволе российских властей. Дело легло на стол Патрушева, все обвинения были сняты, перед Олегом письменно извинились и даже пообещали выплатить за моральный ущерб. Однако парня было уже ничем не удержать в псевдоученом гадюшнике и, как только вернули загранпаспорт, он мигрировал во Францию, где был уже довольно известен благодаря своим публикациям. Теперь вот работает на IRD (Institut de Recherche pour le Développement), продвигается по службе, чувствует себя вполне востребованным, а главное – реализованным в любимом деле (сегодня Олег – ведущий специалист в области риккетсиозов), что было бы совершенно немыслимо на родине.
Третьим членом нашей экспедиции был Бернар Давуст – специалист по риккетсиозам у животных, а заодно генерал, офицер Ордена Почетного легиона и активный член Опуса Деи. Вот такая интересная у нас сложилась команда. Олег обучал медиков недавно открытого в деревне под Ямусукро диспансера собирать материал для ПЦР-анализов, а Бернар рекрутировал местных мальчишек, с которыми собирал клещей, блох и вшей с собак – опять же для поиска различных трансмиссивных инфекций.
ЭКСПЕДИЦИЯ
Благодаря лэйблу IRD на автомобиле и принадлежности к медицине нас беспрепятственно пропускали через военные кордоны, особенно многочисленные на западных территориях, граничащих с Либерией. Поначалу мы серьезно опасались за нашу безопасность, но обилие миротворцев ООН как-то быстро успокоило. Собственно именно эти западные территории и сподвигли меня на поездку в отнюдь не туристический Кот-д’Ивуар. Дело в том, что именно здесь, на границе с Либерией, сохранился небольшой клочок Верхнего Гвинейского леса – уникального тропического биоценоза, еще полвека назад покрывавшего огромные территории Западной Африки от Гвинеи-Бисау до Ганы. Сегодня этот уникальный лес почти полностью уничтожен. Что с ним стряслось? Все очень просто – сначала уникальные породы вековых деревьев порубили на лес, чтобы у белых была красивая мебель и паркет, а остатки пожгли под плантации кофе и какао – ведь белые быстрее и веселее жиреют, если их подсаживать на психостимуляторы, такие как кофеин и теобромин, которыми богаты кофе и шоколад.
Так, жители Кот-д’Ивуара довольно быстро уничтожили свою природу, а с ней и будущее своих детей, довольствуясь жалкой выручкой от выращивания этих экзотических культур. Сами ивуарийцы кофе не пьют и шоколада не едят, ибо в стране нет фабрик – за бесценок белым сдается первичное сырье, зато стали важнейшими экспортерами какао (первое место в мире) и кофе (третье место). Такая экологическая жертва позволит государству некоторое (увы, очень непродолжительное) время не впадать в полнейшую нищету, в коей прозябают многие страны-соседи. Ну, а для западных корпораций здесь сплошное раздолье – весьма прибыльные обороты от продуктов, организму совершенно ненужных, зато способствующих процветанию пищепрома от фамильных шоколадных фабрик до сетевых тошниловок вроде Starbucks, а также богатейших фармкомпаний, производящих препараты для поддержания дисметаболических жизней жиреющего белого населения. Конечно, всё это сплошное скотство, но большинство из нас давно уже привыкли к уютному существованию на скотном дворе.
Об остатках леса расскажу как-нибудь в следующем посте, а сегодня постараюсь кратко описать быт ивуарийцев.
Скелеты деревьев уже вторичного леса, выжженного под плантации какао.
ЖИЗНЬ МЕСТНЫХ
В 20-миллионной стране насчитывается более 60 этнических негритянских групп. Многие говорят на собственных языках, но между собой и с белыми общаются по-французски. Нам привелось немного пожить в одной из деревень неподалеку от рыбацкого поселка Моногага на берегу Гвинейского залива. До войны на пляже Моногага зажиточные ливанцы, что в Западной Африке играют роль евреев в белых странах, построили замечательные курортные коттеджи, но нынче все они заколочены из-за войны, так что нам пришлось ночевать километрах в десяти от берега, в деревушке Кампеман Ниепе, жители которой являются плантаторами. Нас приютил глава поселения народности гуру – одной из пяти, проживающих в этой деревне. Старейшиной назвать его не поднимается язык, ибо молодому человеку всего 35 лет. Аполлинер (красивое имя – единственная роскошь, которую могут позволить себе эти люди) встретил нас с нескрываемым энтузиазмом: во-первых, один из сотрудников Олега был его родственником, а во-вторых, – белые люди впервые остановились здесь на постой.
Двое белых - это Бернар и я. Между нами сидит Аполлинер в парадно-выгребной рубахе, которую надел специально по случаю нашего визита. Напротив - его мазанка.
Для ночлега нам была предложена хижина самого Аполлинера, но нам как-то не хотелось спать в душной мазанке, да еще кормить постоянных ее обитателей – блох. Мы было отыскали местечко с чудной зеленой травкой неподалеку, но Аполлинер с неподдельной тревогой в голосе объяснил нам, что этот вариант абсолютно неприемлем, поскольку мы его гости, и предложил нам пятачок натоптанной земли под деревом у него во дворе. Дерево выглядело крепким и обильно плодоносило благодаря, видимо, расположенному в 6 метрах отхожему месту.
Как только мы вышли из автомобиля, нас окружили дети всех возрастов, от только научившихся ходить карапузов с пупочными грыжами до долговязых подростков. Многие из них впервые видели белых, так что можете себе представить, какой ажиотаж вызвал наш приезд. Я тут же почувствовал себя львом Бонифацием из советского мультика. Дети следовали за мной неотступно. Настоящий фурор произвел мой фотоаппарат: дети с удовольствием позировали и с восторгом разглядывали свои изображения на экранчике. Впервые, наверное, видели свои мордашки: зеркал в деревне нет, а отражение в лужах – совсем не то.
Все с огромным удовольствием позировали на фото.
Я не сразу осознал, насколько скуден рацион этих детей. Утомившись от многочасовой тряски по бездорожью, решил заварить себе чаю и съесть пару вафель. Надо отдать должное сдержанности детей: свои эмоции они выражали одними лишь глазами; обратиться к нам напрямую никто так и не посмел. Так вот, когда я начал хрумкать вафлей, детские глаза округлились, и оттого мне стало очень не по себе. Ума не приложу, где они могли видеть вафли и вообще какие-то кондитерские изделия... В общем, вафля стала мне поперек горла и вторую я отдал Аполлинеру, рассудив, что он проявит должную мудрость и отдаст сласть самому нуждающемуся. И тут произошла сцена, которую я, наверное, буду всмоминать до конца жизни. Аполлинер стал отщипывать по крошке с вафельной палочки величиной с мой безымянный палец, а дети по очереди открывали рты и высовывали язык, на который получали свою заветную сладкую крошку. Осчастливленный ребенок зажмуривался от восторга и по его лицу растекалась блаженная улыбка. При этом никто не толкался, не проявлял нетерпения. Вся сцена происходила в гробовом молчании. Для детей я тут же стал подобием ангела, спустившегося на землю; сам же "ангел" получил еще один урок умеренности из числа тех, что заставляют серьезно пересмотреть собственную жизнь.
Бернар выносит из нашей машины сухой паек.
Рацион жителей деревни очень прост. Основой питания здесь являются клубни ямса – коренного западно-африканского растения из семейства диоскорейных. Клубни здесь варятся и толкутся в ступах массивными деревянными толкушками, а на выходе получается что-то наподобие нашего картофельного пюре. Иногда ямс толкут вместе с плодами масличной пальмы, что придает массе пышную жирность и приятную желтую окраску. В городах основу основ составляет экспортный рис. Изо дня в день горожане едят отварной рис с густой подливой, которую готовят из всевозможных овощей и зелени. Иногда подлива готовится с кусочками курятины, а в зажиточных семьях подается и мясо. Крестьяне курятину вкушают разве что по большим праздникам, но наши гостеприимные хозяева все же выменивают часть урожая на рыбу у жителей поселка Моногага. Рыба при этом готовится целиком, с потрохами и костями, а затем мелко рубится и кладется в подливу. Деньги здесь не в ходу и весь товарообмен происходит натуральным образом.
Аполлинер с другом торгуются с рыбаками поселка Моногага. Утренний улов ушел по бартеру.
Помимо ямса ивуарийцы используют в пищу корни маниока, завезенного в Африку в стародавние времена из Бразилии. Маниок – растение из семейства молочайных. В сыром виде корни его ядовиты и употребляются в пищу лишь вареными или печеными. Сырой маниок также перетирают в крупу, из которой варят каши, а сушеный маниок перемалывают в богатую крахмалом муку, из которой пекут лепешки.
Так готовится пюре из ямса.
Выращивают здесь и батат (сладкий картофель) – еще один южно-американский экзот. Батат – корнеплод из семейства вьюнковых. Во влажных районах выращивается клубненосная колоказия – растение из семейства ароидных (его клубни известны под названием cocoyam). Очень популярна а бамия (okra) - один и африканских видов гибискуса, стручки которого напоминают по вкусу смесь баклажанов со спаржей. Местами выращиваются авокадо. Как и всюду в тропиках почвы здесь очень скудные, урожайность катастрофически низкая, но благодаря огромным сельскохозяйственным площадям и миллионам человеческих рук в целом удается и себя прокормить, и на экспорт наработать.
Стручки бамии (Abelmoschus esculentus)
Уклад жизни здесь интересен своей архаичностью с четким половым разделением труда. Трудятся в основном женщины. Впрочем, Олег заверил меня, что ивуарийские мужчины – настоящие труженики по сравнению с сенегальцами, а Олегу виднее, поскольку он уже 3 года как базируется в Дакаре. С раннего утра и до захода солнца ивуарийские женщины не разгибают спин: ходят по воду, готовят пищу, работают на плантациях, носят на головах тяжеленные корзины и бревна, пережигают поленья в древесный уголь в смрадных углевыжигательных кучах – настоящих душегубках и т.п. Мужчины, как только наступает полуденная жара, как кегли валятся на столы или под тень деревьев и засыпают, дружно дрыхнут где-то до 3 часов, потом едят и играют в футбол. Футбол – главная забава западно-африканской молодежи, как бег у эфиопов, однако мяч гоняют исключительно особи мужского пола; женщины в играх не участвуют даже в качестве зрительниц, оставаясь совершенно равнодушными к спорту.
Наступает полдень, Аполлинер и его друг, вызвавшиеся сопроводить нас на пляж Моногага, повинуясь непреодолимым биологическим ритмам, валятся на веранду заколоченной ливанской хижины.
Да, собственно, физических нагрузок им и без того хватает. Вспомним и о бесконтрольной рождаемости. В среднем на одну женщину в деревнях приходится по 5-6 детей. Большинство девочек подростков уже обзавелись ляльками, а к 20 годам за ними семенит уже целый выводок. Аполлинер появился на свет, когда его отцу исполнилось 13 лет. На наши уточняющие вопросы он с гордостью пояснил, что многие мальчики в деревне становятся мужчинами уже в 10 лет. Конечно, с навязыванием белыми своих культурных ценностей, ситуация в регионе стала меняться и с каждым поколением черные дети взрослеют все позднее, однако и сегодня различие в семейном укладе африканцев и европейцев остается разительным.
День деревенской девушки начинается с подвязывания ребенка себе на поясницу. Как и у прочих высокоразвитых приматов, человеческие детеныши здесь ловко цепляются за мамины поясницы, но в отличие от совсем диких племен, скажем, пигмеев, ивуарийских ползунков надо дополнительно фиксировать косынкой. Интересно, что дети здесь почти никогда не плачут.
С утра девушки, повязав детей на спины, идут по воду. Девочки трудятся здесь с самых ранних лет.
Детская смертность здесь довольно высока, ибо всюду малярия и другие инфекции. Главным лекарем здесь остается естественный отбор. В деревне Аполлинера нет электричества, сотовой связи или машин, без которых немыслима наша с вами жизнь. Ближайшая больница находится в городе Сан-Педро, но это далеко. Потому, если ребенок заболевает, все решает его иммунитет. Если человек ломает ногу, у него развивается аппендицит, молчу уж об инфарктах и инсультах – никакого лечения, как правило, такой больной не получает. Ухаживать за стариками здесь тоже не принято (да и очень немногие доживают до этой старости). Когда лучший друг Аполлинера обратился к нам с просьбой помочь его лихорадящему вторую неделю малышу, мы лишь пожали плечами – скорее всего речь шла о малярии.
Многие из здешних малышей имеют вдутые животы. В литературе это явление часто объясняют дефицитом белка в рационе, что ведет к развитию у ребенка пеллагрического асцита (квашиоркор). У некоторых детишек я действительно отмечал пеллагрические поражения кожи, однако болели не все дети. Конечно, кормят их в основном углеводистой, бедной белками пищей, но пеллагра развивается далеко не у всех. Многие африканские дети имеют такие круглые животики по генетическим причинам, обусловливающим слабую брюшную стенку, которая укрепляется мышцами только, когда они становятся подростками. Особо активные и смышленые дети здесь не ждут милостей от природы, а добывают свой белок рыбалкой и охотой на грызунов. В лужах и запрудах здесь много змееголовов, барбусов и киллифишей, а на плантациях, если повезет, можно словить и тростниковую крысу (местные зовут их "агути")
Аполлинер демонстрирует работу краболовок, которую местные изготавливают из консервных банок. Среди прочего мы оставили в деревне банку с сухим молоком Nestle. Думаю, ребятня еще долго будет ловить в нее крабов.
До глубокой ночи местные не желали оставлять нас в покое. Даже когда мы расстелили свои коврики под деревом и демонстративно улеглись в спальники, взрослые продолжали громко судачить за столом в двух шагах от наших голов. Я не сердился: приезд былых – грандиозное событие для этих людей. С приходом ночи деревенские куры проявили недюжинную сноровку и взлетели на наше дерево, устроив насесты прямо над нашими спальниками. Вели они себя непотребно: постоянно клевали плоды, которые падали на нас и "взрывались", испуская серый дым, а одна из квочек устроилась в рюкзаке Олега, который тот навесил на сучок. Местные долго обсуждали ее неподобающее поведение и решили на утро умаслить оскорбленных гостей свежей курятиной (к их радости мы от такого жертвоприношения отказались). В 3 ночи Олег не выдержал и взмолится просьбой о тишине и нам удалось немного вздремнуть. В полшестого нас разбудили пяточки проворных поросят и говорливые девушки, перешагивающие через наши спальники по пути к колодцу. В общем, было весело...
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Боюсь, что читатель может по малознанию и добросердечию пропитаться сочувствием к нищим ивуарийцам из моего рассказа. Профилактически подчеркну, что в жизни я встречал немного таких красивых, здоровых и жизнерадостных людей, как жители деревни Кампеман Наепе. Да, их дети умирают от тропических инфекций. Да, они редко доживают до старости. Но те, что выживают, проходя все этапы естественного отбора (а выживает достаточно много, чтобы черная Африка постоянно была катастрофически перенаселена), – куда симпатичнее и счастливее белых, без всякой меры паразитирующих на их природных ресурсах.
Эти нищие люди преподали мне незабываемый урок достоинства, напомнив, как ничтожны наши мелкие заботы по сравнению с проблемами полноценной человеческой жизни. Источник
Мой друг еще со школьной скамьи, Олег Медянников, изучает различные трансмиссивные инфекции в бывших французских колониях Африки. Когда-то этот талантливый ученый, вместе со мной перебравшийся в Москву в начале 2000-х, трудился в НИИ эпидемиологии и микробиологии им. Н.Ф.Гамалеи, но довольно быстро, как заведено в наших деградировавших НИИ, его успехи и признание мировым научным сообществом породили непреоборимую зависть коллег, и во время очередной командировки в Средиземноморский университет в Марселе на него стукнули в службу безопасности Шереметьево прямо во время регистрации на рейс. В итоге было сфабриковано дело о контрабанде биологического оружия и Олега с год мурыжили на Лубянке, всячески унижая и угрожая восемью годами тюрьмы. Слава богу, европейские коллеги возмутились и в журнале Nature появилась статья об очередном вопиющем произволе российских властей. Дело легло на стол Патрушева, все обвинения были сняты, перед Олегом письменно извинились и даже пообещали выплатить за моральный ущерб. Однако парня было уже ничем не удержать в псевдоученом гадюшнике и, как только вернули загранпаспорт, он мигрировал во Францию, где был уже довольно известен благодаря своим публикациям. Теперь вот работает на IRD (Institut de Recherche pour le Développement), продвигается по службе, чувствует себя вполне востребованным, а главное – реализованным в любимом деле (сегодня Олег – ведущий специалист в области риккетсиозов), что было бы совершенно немыслимо на родине.
Третьим членом нашей экспедиции был Бернар Давуст – специалист по риккетсиозам у животных, а заодно генерал, офицер Ордена Почетного легиона и активный член Опуса Деи. Вот такая интересная у нас сложилась команда. Олег обучал медиков недавно открытого в деревне под Ямусукро диспансера собирать материал для ПЦР-анализов, а Бернар рекрутировал местных мальчишек, с которыми собирал клещей, блох и вшей с собак – опять же для поиска различных трансмиссивных инфекций.
ЭКСПЕДИЦИЯ
Благодаря лэйблу IRD на автомобиле и принадлежности к медицине нас беспрепятственно пропускали через военные кордоны, особенно многочисленные на западных территориях, граничащих с Либерией. Поначалу мы серьезно опасались за нашу безопасность, но обилие миротворцев ООН как-то быстро успокоило. Собственно именно эти западные территории и сподвигли меня на поездку в отнюдь не туристический Кот-д’Ивуар. Дело в том, что именно здесь, на границе с Либерией, сохранился небольшой клочок Верхнего Гвинейского леса – уникального тропического биоценоза, еще полвека назад покрывавшего огромные территории Западной Африки от Гвинеи-Бисау до Ганы. Сегодня этот уникальный лес почти полностью уничтожен. Что с ним стряслось? Все очень просто – сначала уникальные породы вековых деревьев порубили на лес, чтобы у белых была красивая мебель и паркет, а остатки пожгли под плантации кофе и какао – ведь белые быстрее и веселее жиреют, если их подсаживать на психостимуляторы, такие как кофеин и теобромин, которыми богаты кофе и шоколад.
Так, жители Кот-д’Ивуара довольно быстро уничтожили свою природу, а с ней и будущее своих детей, довольствуясь жалкой выручкой от выращивания этих экзотических культур. Сами ивуарийцы кофе не пьют и шоколада не едят, ибо в стране нет фабрик – за бесценок белым сдается первичное сырье, зато стали важнейшими экспортерами какао (первое место в мире) и кофе (третье место). Такая экологическая жертва позволит государству некоторое (увы, очень непродолжительное) время не впадать в полнейшую нищету, в коей прозябают многие страны-соседи. Ну, а для западных корпораций здесь сплошное раздолье – весьма прибыльные обороты от продуктов, организму совершенно ненужных, зато способствующих процветанию пищепрома от фамильных шоколадных фабрик до сетевых тошниловок вроде Starbucks, а также богатейших фармкомпаний, производящих препараты для поддержания дисметаболических жизней жиреющего белого населения. Конечно, всё это сплошное скотство, но большинство из нас давно уже привыкли к уютному существованию на скотном дворе.
Об остатках леса расскажу как-нибудь в следующем посте, а сегодня постараюсь кратко описать быт ивуарийцев.
Скелеты деревьев уже вторичного леса, выжженного под плантации какао.
ЖИЗНЬ МЕСТНЫХ
В 20-миллионной стране насчитывается более 60 этнических негритянских групп. Многие говорят на собственных языках, но между собой и с белыми общаются по-французски. Нам привелось немного пожить в одной из деревень неподалеку от рыбацкого поселка Моногага на берегу Гвинейского залива. До войны на пляже Моногага зажиточные ливанцы, что в Западной Африке играют роль евреев в белых странах, построили замечательные курортные коттеджи, но нынче все они заколочены из-за войны, так что нам пришлось ночевать километрах в десяти от берега, в деревушке Кампеман Ниепе, жители которой являются плантаторами. Нас приютил глава поселения народности гуру – одной из пяти, проживающих в этой деревне. Старейшиной назвать его не поднимается язык, ибо молодому человеку всего 35 лет. Аполлинер (красивое имя – единственная роскошь, которую могут позволить себе эти люди) встретил нас с нескрываемым энтузиазмом: во-первых, один из сотрудников Олега был его родственником, а во-вторых, – белые люди впервые остановились здесь на постой.
Двое белых - это Бернар и я. Между нами сидит Аполлинер в парадно-выгребной рубахе, которую надел специально по случаю нашего визита. Напротив - его мазанка.
Для ночлега нам была предложена хижина самого Аполлинера, но нам как-то не хотелось спать в душной мазанке, да еще кормить постоянных ее обитателей – блох. Мы было отыскали местечко с чудной зеленой травкой неподалеку, но Аполлинер с неподдельной тревогой в голосе объяснил нам, что этот вариант абсолютно неприемлем, поскольку мы его гости, и предложил нам пятачок натоптанной земли под деревом у него во дворе. Дерево выглядело крепким и обильно плодоносило благодаря, видимо, расположенному в 6 метрах отхожему месту.
Как только мы вышли из автомобиля, нас окружили дети всех возрастов, от только научившихся ходить карапузов с пупочными грыжами до долговязых подростков. Многие из них впервые видели белых, так что можете себе представить, какой ажиотаж вызвал наш приезд. Я тут же почувствовал себя львом Бонифацием из советского мультика. Дети следовали за мной неотступно. Настоящий фурор произвел мой фотоаппарат: дети с удовольствием позировали и с восторгом разглядывали свои изображения на экранчике. Впервые, наверное, видели свои мордашки: зеркал в деревне нет, а отражение в лужах – совсем не то.
Все с огромным удовольствием позировали на фото.
Я не сразу осознал, насколько скуден рацион этих детей. Утомившись от многочасовой тряски по бездорожью, решил заварить себе чаю и съесть пару вафель. Надо отдать должное сдержанности детей: свои эмоции они выражали одними лишь глазами; обратиться к нам напрямую никто так и не посмел. Так вот, когда я начал хрумкать вафлей, детские глаза округлились, и оттого мне стало очень не по себе. Ума не приложу, где они могли видеть вафли и вообще какие-то кондитерские изделия... В общем, вафля стала мне поперек горла и вторую я отдал Аполлинеру, рассудив, что он проявит должную мудрость и отдаст сласть самому нуждающемуся. И тут произошла сцена, которую я, наверное, буду всмоминать до конца жизни. Аполлинер стал отщипывать по крошке с вафельной палочки величиной с мой безымянный палец, а дети по очереди открывали рты и высовывали язык, на который получали свою заветную сладкую крошку. Осчастливленный ребенок зажмуривался от восторга и по его лицу растекалась блаженная улыбка. При этом никто не толкался, не проявлял нетерпения. Вся сцена происходила в гробовом молчании. Для детей я тут же стал подобием ангела, спустившегося на землю; сам же "ангел" получил еще один урок умеренности из числа тех, что заставляют серьезно пересмотреть собственную жизнь.
Бернар выносит из нашей машины сухой паек.
Рацион жителей деревни очень прост. Основой питания здесь являются клубни ямса – коренного западно-африканского растения из семейства диоскорейных. Клубни здесь варятся и толкутся в ступах массивными деревянными толкушками, а на выходе получается что-то наподобие нашего картофельного пюре. Иногда ямс толкут вместе с плодами масличной пальмы, что придает массе пышную жирность и приятную желтую окраску. В городах основу основ составляет экспортный рис. Изо дня в день горожане едят отварной рис с густой подливой, которую готовят из всевозможных овощей и зелени. Иногда подлива готовится с кусочками курятины, а в зажиточных семьях подается и мясо. Крестьяне курятину вкушают разве что по большим праздникам, но наши гостеприимные хозяева все же выменивают часть урожая на рыбу у жителей поселка Моногага. Рыба при этом готовится целиком, с потрохами и костями, а затем мелко рубится и кладется в подливу. Деньги здесь не в ходу и весь товарообмен происходит натуральным образом.
Аполлинер с другом торгуются с рыбаками поселка Моногага. Утренний улов ушел по бартеру.
Помимо ямса ивуарийцы используют в пищу корни маниока, завезенного в Африку в стародавние времена из Бразилии. Маниок – растение из семейства молочайных. В сыром виде корни его ядовиты и употребляются в пищу лишь вареными или печеными. Сырой маниок также перетирают в крупу, из которой варят каши, а сушеный маниок перемалывают в богатую крахмалом муку, из которой пекут лепешки.
Так готовится пюре из ямса.
Выращивают здесь и батат (сладкий картофель) – еще один южно-американский экзот. Батат – корнеплод из семейства вьюнковых. Во влажных районах выращивается клубненосная колоказия – растение из семейства ароидных (его клубни известны под названием cocoyam). Очень популярна а бамия (okra) - один и африканских видов гибискуса, стручки которого напоминают по вкусу смесь баклажанов со спаржей. Местами выращиваются авокадо. Как и всюду в тропиках почвы здесь очень скудные, урожайность катастрофически низкая, но благодаря огромным сельскохозяйственным площадям и миллионам человеческих рук в целом удается и себя прокормить, и на экспорт наработать.
Стручки бамии (Abelmoschus esculentus)
Уклад жизни здесь интересен своей архаичностью с четким половым разделением труда. Трудятся в основном женщины. Впрочем, Олег заверил меня, что ивуарийские мужчины – настоящие труженики по сравнению с сенегальцами, а Олегу виднее, поскольку он уже 3 года как базируется в Дакаре. С раннего утра и до захода солнца ивуарийские женщины не разгибают спин: ходят по воду, готовят пищу, работают на плантациях, носят на головах тяжеленные корзины и бревна, пережигают поленья в древесный уголь в смрадных углевыжигательных кучах – настоящих душегубках и т.п. Мужчины, как только наступает полуденная жара, как кегли валятся на столы или под тень деревьев и засыпают, дружно дрыхнут где-то до 3 часов, потом едят и играют в футбол. Футбол – главная забава западно-африканской молодежи, как бег у эфиопов, однако мяч гоняют исключительно особи мужского пола; женщины в играх не участвуют даже в качестве зрительниц, оставаясь совершенно равнодушными к спорту.
Наступает полдень, Аполлинер и его друг, вызвавшиеся сопроводить нас на пляж Моногага, повинуясь непреодолимым биологическим ритмам, валятся на веранду заколоченной ливанской хижины.
Да, собственно, физических нагрузок им и без того хватает. Вспомним и о бесконтрольной рождаемости. В среднем на одну женщину в деревнях приходится по 5-6 детей. Большинство девочек подростков уже обзавелись ляльками, а к 20 годам за ними семенит уже целый выводок. Аполлинер появился на свет, когда его отцу исполнилось 13 лет. На наши уточняющие вопросы он с гордостью пояснил, что многие мальчики в деревне становятся мужчинами уже в 10 лет. Конечно, с навязыванием белыми своих культурных ценностей, ситуация в регионе стала меняться и с каждым поколением черные дети взрослеют все позднее, однако и сегодня различие в семейном укладе африканцев и европейцев остается разительным.
День деревенской девушки начинается с подвязывания ребенка себе на поясницу. Как и у прочих высокоразвитых приматов, человеческие детеныши здесь ловко цепляются за мамины поясницы, но в отличие от совсем диких племен, скажем, пигмеев, ивуарийских ползунков надо дополнительно фиксировать косынкой. Интересно, что дети здесь почти никогда не плачут.
С утра девушки, повязав детей на спины, идут по воду. Девочки трудятся здесь с самых ранних лет.
Детская смертность здесь довольно высока, ибо всюду малярия и другие инфекции. Главным лекарем здесь остается естественный отбор. В деревне Аполлинера нет электричества, сотовой связи или машин, без которых немыслима наша с вами жизнь. Ближайшая больница находится в городе Сан-Педро, но это далеко. Потому, если ребенок заболевает, все решает его иммунитет. Если человек ломает ногу, у него развивается аппендицит, молчу уж об инфарктах и инсультах – никакого лечения, как правило, такой больной не получает. Ухаживать за стариками здесь тоже не принято (да и очень немногие доживают до этой старости). Когда лучший друг Аполлинера обратился к нам с просьбой помочь его лихорадящему вторую неделю малышу, мы лишь пожали плечами – скорее всего речь шла о малярии.
Многие из здешних малышей имеют вдутые животы. В литературе это явление часто объясняют дефицитом белка в рационе, что ведет к развитию у ребенка пеллагрического асцита (квашиоркор). У некоторых детишек я действительно отмечал пеллагрические поражения кожи, однако болели не все дети. Конечно, кормят их в основном углеводистой, бедной белками пищей, но пеллагра развивается далеко не у всех. Многие африканские дети имеют такие круглые животики по генетическим причинам, обусловливающим слабую брюшную стенку, которая укрепляется мышцами только, когда они становятся подростками. Особо активные и смышленые дети здесь не ждут милостей от природы, а добывают свой белок рыбалкой и охотой на грызунов. В лужах и запрудах здесь много змееголовов, барбусов и киллифишей, а на плантациях, если повезет, можно словить и тростниковую крысу (местные зовут их "агути")
Аполлинер демонстрирует работу краболовок, которую местные изготавливают из консервных банок. Среди прочего мы оставили в деревне банку с сухим молоком Nestle. Думаю, ребятня еще долго будет ловить в нее крабов.
До глубокой ночи местные не желали оставлять нас в покое. Даже когда мы расстелили свои коврики под деревом и демонстративно улеглись в спальники, взрослые продолжали громко судачить за столом в двух шагах от наших голов. Я не сердился: приезд былых – грандиозное событие для этих людей. С приходом ночи деревенские куры проявили недюжинную сноровку и взлетели на наше дерево, устроив насесты прямо над нашими спальниками. Вели они себя непотребно: постоянно клевали плоды, которые падали на нас и "взрывались", испуская серый дым, а одна из квочек устроилась в рюкзаке Олега, который тот навесил на сучок. Местные долго обсуждали ее неподобающее поведение и решили на утро умаслить оскорбленных гостей свежей курятиной (к их радости мы от такого жертвоприношения отказались). В 3 ночи Олег не выдержал и взмолится просьбой о тишине и нам удалось немного вздремнуть. В полшестого нас разбудили пяточки проворных поросят и говорливые девушки, перешагивающие через наши спальники по пути к колодцу. В общем, было весело...
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Боюсь, что читатель может по малознанию и добросердечию пропитаться сочувствием к нищим ивуарийцам из моего рассказа. Профилактически подчеркну, что в жизни я встречал немного таких красивых, здоровых и жизнерадостных людей, как жители деревни Кампеман Наепе. Да, их дети умирают от тропических инфекций. Да, они редко доживают до старости. Но те, что выживают, проходя все этапы естественного отбора (а выживает достаточно много, чтобы черная Африка постоянно была катастрофически перенаселена), – куда симпатичнее и счастливее белых, без всякой меры паразитирующих на их природных ресурсах.
Эти нищие люди преподали мне незабываемый урок достоинства, напомнив, как ничтожны наши мелкие заботы по сравнению с проблемами полноценной человеческой жизни. Источник
Свежие комментарии